– Извините, ваше величество, но я не смогла найти одежды,– почему-то начала оправдываться Эвелина.
– Да, я знаю,– произнес император, насмешливо глядя девушке в глаза.– Я распорядился, чтобы тебе подыскали что-нибудь более удобное для поездки. Не хочу, чтобы моя милая воспитанница простудилась в первый же день.
– Вы очень добры ко мне,– пробормотала Эвелина, первой отводя взор.
Мужчина усмехнулся и подошел ближе, остановившись практически вплотную. Девушка даже закусила губу, настолько сильным было желание попятиться назад. Вместо этого она нашла в себе силы поднять голову и спокойно взглянуть на императора.
– Я пришлю к тебе служанок,– после минутного молчания, протянувшегося для Эвелины вечность, прошептал Дэмиен.– Они помогут тебе одеться.
– Спасибо.– Эвелина приложила все усилия, чтобы голос не выдал ее дрожью, но все же не смогла сопротивляться, когда государь мягко разжал ладонь, сжимающую края простыни. С тихим шорохом ткань упала на пол, а девушка так и осталась завороженно смотреть в неожиданно потемневшие глаза правителя.
Дэмиен ласково убрал с лица Эвелины прилипшую прядь волос, а потом его рука двинулась ниже, скользя по шелковистой коже. По шее, где пальцы чуть дрогнули над бешено бьющейся жилкой артерии, затем неспешно провели по четкой линии ключиц, и дальше, все ниже и ниже.
Девушка глухо застонала, зажмуриваясь. Внизу живота родилась волна сладкой истомы, от которой ослабели колени и неожиданно стало трудно дышать.
– Нет,– вдруг с явным сожалением сказал император, отступая на шаг назад.– Нет, нельзя. Не сейчас, по крайней мере.
Эвелина открыла глаза, недоумевая – о чем это он. В лицо ударила жаркая волна стыда, когда она осознала, что стоит полностью обнаженная. Девушка рывком подобрала с пола простыню, торопливо закутываясь.
– Прости,– ответил на ее яростный взгляд Дэмиен.– Больше такого не повторится.
И он ушел, оставив девушку в одиночестве, негодующую и сгорающую от смущения.
Эвелина ожидала, что после столь странного начала поездка будет испорчена. Однако этого не случилось. Император общался с ней, будто ничего не произошло, в упор не замечая той неловкости, которая отныне неизменно охватывала девушку в его присутствии. Понемногу и сама Эвелина успокоилась, убедив себя в том, что сцена в спальне привиделась ей в кошмаре, запретив себе даже в мыслях возвращаться в тот день. Но все равно глубоко в душе у нее жило недоумение. Девушка не могла понять, что же именно тогда произошло. Она разрывалась от противоречивых чувств. С одной стороны, Эвелина испытывала благодарность к Дэмиену за то, что он не зашел слишком далеко и сумел отступить в нужный миг, не воспользовавшись благоприятным моментом и ее неопытностью. Но, с другой стороны, девушка чувствовала себя сильно уязвленной. Конечно, в обиде на правителя она и сама себе боялась признаться, но факт оставался фактом. Эвелина жалела, что мужчина тогда не продолжил начатое, и сама себя ненавидела за такие мысли.
Тем временем путешествие продолжалось своим чередом. В сопровождении небольшого отряда император вместе с ученицей объезжали близлежащие деревеньки, на ночь останавливаясь в лучших крестьянских подворьях. Сначала Эвелина настолько уставала с непривычки от верховой езды, что валилась с ног сразу же после остановки на привал. Не помогали даже горячие ванны, теплое бодрящее питье и расслабляющий массаж, который любезно и умело делала приставленная к ней служанка. Но вскоре девушка привыкла к ежедневным разъездам и уже довольно умело сидела в седле, рассматривая окрестности. А вечерами Эвелина уже не отправлялась сразу спать, а долго и с удовольствием слушала рассказы императора про становление империи. Дэмиен щедро делился со своей ученицей знаниями, и тогда она вспоминала такие же промозглые осенние вечера и долгие неспешные беседы с колдуньей.
Иногда император позволял ей присутствовать при отборе учеников для рода Пятого Бога. В поселках заранее объявляли о приезде правителя, и деревенские старосты собирали со всей округи сирот. Редко когда их набиралось больше двух-трех человек в каком-нибудь крупном селе. Да и тех быстро уводили после отказа императора, который, руководствуясь только ему понятными признаками, раз за разом отсеивал неугодные кандидатуры. Здесь жили дружно. Если в семье случалась трагедия, из-за которой дети лишались кормильцев, то ребятишек разбирали по домам многочисленные родственники, а иногда и просто сердобольные соседи. И воспитывали несчастных наравне с собственными отпрысками, не делая между ними никаких различий. Эвелина горько усмехалась, вспоминая свое детство. Однажды, после еще одной деревеньки, в которой вновь не оказалось ни единой сироты, она почти весь день молчала. Только перед самым сном императору удалось каким-то чудом вытянуть из нее причину подавленного настроения. Девушку словно прорвало. Она говорила и говорила, никак не могла остановиться. Еще никому до этого Эвелина не рассказывала подробностей жизни на Лазури. Ронни и так видел нелюбовь островитян к своей племяннице. А в Академии никому, в сущности, не было дел до обид прошлого. Дэмиен не прервал ее ни разу, терпеливо дослушав до конца. А потом, обняв, мягко привлек девушку к себе. Эвелина положила голову на плечо мужчины и закрыла глаза. Медленно текли минуты тишины. Именно тогда девушка впервые отчетливо поняла, что влюбилась. Разумом она еще отчаянно сопротивлялась этому чувству. Вновь и вновь Эвелина пыталась вызвать в себе прежнюю спасительную ненависть, думая про то, как Дэмиен пытался ее убить на ритуале поминовения усопших, как он жестоко обращался с нею в первый год обучения стихийной магии. Да мало ли какие еще обиды бережно хранила память. Но сердце… Глупое сердце таяло, истекая счастьем, каждый раз, когда император был рядом. И девушка даже не хотела думать о скором возвращении в Академию. Слишком хорошо и спокойно ей было теперь.